КУЗАЕВА ДАМИРА НАЗМИЗЯНОВНА

(16 мая 1948 г., д. Тунгук Бардымского района Пермской области — 20 декабря 1993 г., г. Альметьевск)

В 1970 году окончила Казанское театральное училище (курс М. Х. Салимжанова) и вернулась в Альметьевский татарский театр.

Народная артистка ТАССР (1984).

Лауреат государственной премии ТАССР им. Г. Тукая (1979).

Я написала «вернулась в Альметьевский театр» потому, что она еще до поступления в театральное училище работала в театре и училась в студии при театре, которую организовал главный режиссер Г. Юсупов для молодых, не имеющих специального образования актеров.

В училище Дамира пришла практически готовой актрисой. Всех студентов и даже педагогов, вспоминает однокурсница Дамиры Фирдаус Хайруллина, поразил ее безмолвный этюд.

...Она ногой закрыла дверь. В руках дрова. И вдруг увидела — муж вернулся! Дрова выпали из рук. Глаза от радости наполнились слезами и полились по лицу...… Словами объяснить эту сильнейшую по воздействию сцену было излишне. А Дамира была только на первом курсе. Потом, после окончания учебы она с удовольствием вернулась в родной театр, хотя М. Салимжанов предлагал ей остаться в камаловском театре. Но нет, она же направлена в училище Альметьевским театром, как же можно предать его! В подобном поступке вся Дамира — честная, бескомпромиссная максималистка. Она и в жизни и в искусстве никогда не тлела, горела ярко. Если любила, то самозабвенно, если не любила, то для нее такой человек не существовал. Если играть роль, то по-настоящему, на разрыв аорты, а не получается — не играть совсем, хотя созданные ею образы нельзя было назвать игрой, она жила всем существом в образе своих героинь. После спектакля Дамира долго не могла успокоиться, вся дрожала от недавних сценических событий, от пережитого на сцене.

Как вспоминает Хайруллина: «Дамира сама трепетала и заставляла трепетать зрителя. Образ сначала рождался в ее сердце, а затем она вовлекала человека в свою горячность, пламенность. Зритель или смеется, или плачет,— живет жизнью сценической Дамиры. Не берегла свое сердце Дамира!» (Ф. Хайруллина — «Ностальгия», 2003 г., с. 35)

Вернувшись в Альметьевск, актриса вся ушла в работу. Очень быстро стала расти как неординарная, талантливая актриса, сразу стала примой театра. В 31 год получила Тукаевскую премию, через пять лет — звание народной артистки.

Все признаки, свидетельствующие о таланте крупных актеров, бесспорно, свойственны и Дамире Кузаевой. Ее героиням был присущ внутренний драматизм, поэтичность, яркость, многообразие красок, непринужденность, заразительность, горячий темперамент, глубина психологических характеристик, искренность, беспредельная естественность, цельность.

Первыми ее ролями после окончания училища были трагическая, юная Зубаржат — «В ночь лунного затмения» М. Карима, жизнерадостная Майя — «Эх, уфимские девчата» И. Абдуллина. А вот Нила Снежко — «Барабанщица» А. Салынского, подпольщица времен Великой отечественной войны, удивляла пониманием психологии людей не только военного поколения, но и конкретно подпольщиков в тылу врага. Для такого понимания и передачи зрителю своего состояния надо было обладать большим человеческим сердцем. В 1971 году актриса впервые встретилась со знаменитым романом Ч. Айтматова «Материнское поле». В том году она играла молодую лиричную Алиман. Но через шесть лет она сыграла во второй редакции спектакля главную героиню Толгонай. Кузаева создавала трагический образ матери, теряющей на войне мужа, сына. Потрясающей была сцена, когда Толгонай, раскрыв руки, как крылья большой птицы, падала на железнодорожные рельсы и с такой невероятной силой муки вопрошала — «скажи, земля родная, когда, в какие времена так страдала, так мучилась мать, чтобы только один раз, только мельком увидеть своего сына? Не приведи бог никому обнимать железные рельсы и биться головой о шпалы», что зритель замирал от переполнявших его драматических чувств.

Вообще конец 70-х годов прошлого века стал очень счастливым в творческой жизни актрисы. Она создала подряд три трагических образа — Толгонай, Мадина — «Если нет луны, то есть звезды» Т. Миннуллина и Антигона в одноименной трагедии Ж. Ануйя по трагедии древнегреческого драматурга Софокла. И в целом этот период жизни театра оказался знаменательным. Главным режиссером был Гали Хусаинов; его творческое горение, фанатичная любовь, преданность искусству, его требовательность позволили создать в театре атмосферу подлинного творчества. Поэтому сочетание двух таких огненных натур, как Хусаинов и Кузаева, принесло большой успех обоим и театру в целом.

Мадина, созданная актрисой, оказалась удивительно мужественной женщиной, не приклонившей голову перед бедами, что преподнесла ей жизнь. Кузаева постепенно, последовательно раскрывала разные периоды жизни своей героини, ее душевную щедрость, внутреннюю цельность, стойкость характера, терпеливость. И в каждый отдельный период Мадина была разной. Вот она, молоденькая девушка, спокойно ухаживает за старой, больной, постоянно ноющей матерью. Вот она полюбила, вышла замуж и — такое счастье в глазах, она активна, энергична, изменился внутренний темпо-ритм. Она полна жизни. После первого испытания, измены мужа, Мадина строгая, внешне сдержанная, но внутри вся горит. Однако ее ожидает еще один удар — погибает дочка. Мадина окаменела. Но и этого мало — она слепнет, но не сдается. Сохраняет присутствие духа. Трагической силой, жизненной полнотой было проникнуто исполнение роли Мадины. Недаром именно за эту работу Кузаева стала лауреатом Тукаевской премии.

И, наконец, в эти же годы третий неординарный образ — Антигона. Спектакль, поставленный Г. Хусаиновым, очень четко проводил мысль о свободе духа и духовном рабстве. Носителем такой идеи была Антигона, а ее антиподом Креон (К. Валеев). Маленькой, худенькой, хрупкой, физически слабенькой девочке противостоял крупный, властный Креон. Но в духовном поединке побеждала Антигона, потому что она бесстрашна в отстаивании своих взглядов, независима и внутренне свободна. Что, кстати, было близко и характеру самой актрисы.

Совсем другой, не похожей на предыдущих героинь, была Мирандолина — «Трак­тирщица» К. Гольдони — шумная, веселая, лукавая, раскованная, энергичная Мирандолина озорно доказывала наличие ума, ловкости у женщин, умение добиваться своей цели.

Естественно, она играла не только классику, хотя именно сложные духовно богатые классические персонажи помогли ей вырасти в крупную актрису. В классике она также играла Лебедкину — «Поздняя любовь» А. Островского. В современной татарской пьесе, кроме Мадины, актриса играла Фаузию — «Если очень затоскуешь» А. Гилязова, Фирюзу — «Без тебя мне жизни нет» С. Шакурова и много других.

Постепенно ей становится тесно только в рамках актерской профессии и Кузаева начинает заниматься в 1980-х годах режиссурой. Она ставит спектакли: «Жених и невеста» М. Байджиева, «В третьей комнате живет собака», «Шурале не мстят» Р. Мингалимова. Для Луизы Султановой, еще одной замечательной актрисы, Кузаева поставила моноспектакль «Пыль большой дороги» Р. Хамида.

Но что-то непонятное стало происходить в жизни актрисы. Она начала метаться — хотела приехать в Казань в Тинчуринский театр, поехать в Москву на высшие режиссерские курсы, не получилось, начались нелады в театре, дома с мужем. Она попала в какое-то внутреннее безвыходное положение. И... ушла из театра. Стала работать в школе, на телевидении. Но это была не ее жизнь. И она покинула ее при невыясненных обстоятельствах.

Приехавший старший брат не стал расследовать причин смерти сестры и увез ее тело на родину, где нашла свой покой одна из самых талантливых и самых трагических татарских актрис.

 И. Илялова